«Природа… Где еще на всем свете она задумчива, как у нас, в своей беспредельности безлюдной?.. Ни опушки старого леса Фонтебло, ни живописные уголки Сены, ни суровые дали Бретани, ни фламандские лужайки с пасущимися стадами, ни берега Рейна с развалинами замков, ни рыбачьи заливчики около Сорренто и Неаполя не заражают человеческого созерцания тем миром красоты, каким веет от степей и пашен, от трущоб лесных и поросших буквицами оврагов, от весенних разливов без конца и края и ржавых болот осени, от одиноких захолустий и снежных сугробов нашей первобытной, большой, не знающей ни в чем меры, убогой и щедрой, печальной и ласковой природы», – пишет художник и журналист Сергей Маковский в книге «Силуэты русских художников».

С. Щедрин «В окрестностях Петербурга»

Русские художники прониклись любовью к красоте родной природы еще тогда, когда, пресытясь садовыми «першпективами» придворного пейзажа, ученики Семена Щедрина и Максима Воробьева полюбили первой любовью леса и нивы своей родины, и когда Венецианов и венециановцы, изображая русский пейзанский быт, залюбовались золотыми далями ржаных полей и лугами медвяными с желтым лютиком и белой ромашкой. 

И все же у русских художников очень долго не возникало даже мысли о возможностях живописи как лирики. Русский лирический пейзаж запоздал в своем проявлении в сравнении с поэзией. Когда Пушкин в «Евгении Онегине»,   раскрыл в русском стихе «времена года» в реалистических образах русской природы, покончив с идиллическими и романсово–романтическими «картинами», пейзаж в русской живописи  еще не достиг равной простоты.

А. К. Саврасов «Грачи прилетели»

Это случилось в конце 1871 года, когда на Первой передвижной выставке появилась картина Саврасова «Грачи прилетели» – пейзаж, о котором можно сказать, что здесь глаз живописца увидел русскую природу глазами Пушкина и по-пушкински ее почувствовал.

Картина прозвучала манифестом, возвещающим новую эру русского пейзажа: русские увидели свою природу и притом в самый светло-радостный момент ее весеннего возрождения. Крамской в одном из своих писем заметил, что у других в их пейзажах «деревья, вода и даже воздух, а душа есть только в «Грачах». Действительно, с этих пор душа, одушевленность, мысль о жизни уже не уходит из русского пейзажа.

В. Серов «Портрет И. Левитана»

В этом отношении остается непревзойденным творчество Исаака Ильича Левитана. Русское искусство пейзажа в лице этого художника нашло не только крупного мастера, но поэта  и философа природы. В его полотнах живут и грусть, и радость, и философские раздумья художника, и его печаль, и тихое умиротворение.

С Левитаном в русскую живопись входит пейзаж настроения, природа одухотворенная, исполненная сложной и богатой внутренней жизни, отвечающей душевному ладу   человека.

Свободно и непринужденно кисть художника передает состояние пробуждающейся природы в картине «Март». Зритель не только видит, он слышит ее, полную весенних шумов и шорохов. Вот ветерок шуршит в ветвях деревьев. Навстречу солнцу распахнута оконная ставня. Еще качается на петлях дверь, только что впустившая в дом приезжего. Подрагивает лошаденка, запряженная в низкие сани – волокуши…

Так возникает образ природы – не статичный, застывший, не «остановленное мгновенье красоты», а природы трепетной, пульсирующей, живой.

Левитан умел видеть и  жадно, самозабвенно радоваться сияющему великолепию красок, стремительному ручейку, пробивающему дорогу в снежных сугробах, мартовскому солнцу, игре светотени в березовой роще. 

И. Левитан «Март». Фрагмент

Из-под деревьев, как ручьи,                              
Пригреты солнышком весенним, 
Напористы и горячи,
Бегут сиреневые тени.

Палитра снега всё сложней,
Всё праздничней и многоцветней,
Всё меньше белого на ней —
Зима грунтует холст последний.

И. Левитан «Март». Фрагмент

Всё в ожидании тепла
И пробуждения: скорее!
(так лошадь у крыльца ждала
хозяина, на солнце греясь).

Проталин первых аромат,
В крови весенний воздух бродит,
Густой, прозрачный… Солнце. Март.
В заброшенной усадьбе — полдень.

                    Белохвостова Ю.

 К величайшим шедеврам русской пейзажной лирики относится и картина Левитана «Весна. Большая вода».

Звонкое, голубое небо, струящиеся ввысь белые стволы берез, залитые полой водой, как будто плывущие вдалеке избы, утлая лодка, причаленная к берегу, сливаются на полотне   в мелодичное, чистое, прозрачное целое.  Всматриваясь в это очарованное пространство, как бы  растворяешься в чистом звонком воздухе солнечного весеннего дня.  Пейзаж написан чистыми, светлыми красками, придающими ему прозрачность и хрупкость, свойственные русской весенней природе.

«Весна. Большая вода»

«Весна. Большая вода» — одна из самых тонких, лирических картин Левитана. Она исполнена поистине весенней светлой и тихой радости, удивительно «песенна» и «музыкальна».    

Сюжет весеннего воскресения природы, оптимистический, светлый и радостный, является основой, на которой развёртывается светлое, лирическое содержание картины, те эмоции, которые она в нас вызывает, и та её красота, за которую мы её и ценим

А.В. Луначарский писал: «Когда вы смотрите «Весну» Левитана, ее сокровеннейшее настроение охватывает вас с непривычной силой: вы ощущаете ту сладкую грусть, ту тихую веселость, которая почти необъяснима и которою встречают весну чуткие души; жизнь возрождается с грустной улыбкой, ряд мыслей приходит к вам тихонько, сами собою; вы чувствуете, что хорошо жить и что жить грустно, и эта грустная радость жизни, сдержанная, чуть вздыхающая, в которой как будто все стало понятно, но не уму, а сердцу».

Несколько лет  Исаак Левитан провел на берегах Волги. Художник Михаил Нестеров в книге  «Давние дни» писал об этом периоде творчества Левитана:  

«Совершенно новыми приемами и большим мастерством поражали нас этюды и картины, что привозил в Москву Левитан с Волги. Там, после упорных трудов, был окончен „Ветреный день“ с нарядными баржами на первом плане… Может быть, ни одна картина, кроме репинских „Бурлаков“, не дает такой яркой, точной характеристики Волги». 

Весело и задорно гуляет ветер на широком раздолье знаменитого левитановского пейзажа «Свежий ветер. Волга», напрягает могучий парус самоходной баржи, прибивает к воде дымы пароходных труб, покрывает хлопотливой рябью величавую стихию  волжских вод. 

Где-то  в стороне, за пределами холста, светит солнце и освещенный им белый парус торжественно выделяется на фоне неба. Празднично сверкает над синей водой   нарядный красный борт расшивы, выразительно контрастируя с белизной паруса и встречного парохода. Покачивается на зыбкой волне лодка с одиноким гребцом, подчеркивая истинно былинные размеры медленно движущихся по реке судов.

Картина как бы вовлекает нас в бодрую, жизнерадостную атмосферу  всего происходящего на реке, и возникает ощущение, что свежий волжский ветер  и впрямь дует нам в лицо, чтобы, обдав трепетным дыханием, умчаться  дальше, в картину, в ее беспредельную, неуловимую даль, в ее ликующую красоту. 

Такие картины, как «Свежий  ветер. Волга», «Март», «Весна – большая вода» и другие – принадлежат к числу самых светлых и жизнеутверждающих образов природы в русской живописи. И в то же время радость у Левитана особая, по-левитановски грустная.

Солнцем пронизана и последняя работа Левитана «Озеро. Русь». Картина осталась незавершенной, но и в таком виде она поражает широтой замысла  и глубиной мысли.

В этом полотне — весь Левитан, итог его короткой, мучительной и яркой жизни.  В ней пылкая привязанность к отчизне, преклонение перед роскошью ее природы.   

 Огромное озеро занимает почти все пространство картины. В его покрытой мелкой рябью поверхности отражен крутой берег во всем великолепии осеннего золотисто-багряного убранства, деревенские избы, белая церковь. Все наполнено одухотворенным приподнятым звучанием. И лишь небольшие тени от облаков, падающие на холмистый берег и прозрачную воду, вносят в радостное состояние гордости за свою землю частичку грустных раздумий.

Существует версия, что Левитан начал работать над картиной под впечатлением от стихотворения А.С. Пушкина

И. Левитан «Озеро. Русь». Фрагмент

«Последняя туча рассеянной бури»:

Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь унылую тень,
Одна ты печалишь ликующий день.
Ты небо недавно кругом облегала, 
И молния грозно тебя обвивала;
И ты издавала таинственный гром
И алчную землю поила дождем.
Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных гонит небес.

Со  смертью Левитана в 1900 году закончился один из самых блестящих периодов русской пейзажной живописи. Левитан своим творчеством на рубеже двух столетий соединил «век нынешний и век минувший», потому что его искусство явилось не только итогом достижений предыдущих поколений русских художников, но и было обращено в будущее, открывая дальнейшие перспективы развития русского пейзажа.

«Левитан — это художник, который так ясно, таким чистым, таким пленительным голосом спел свою песню о русской природе, что противоречивых толкований его творчества мы почти не встречаем в литературе, — пишет художник Б.В. Иогансон. — И трудно даже встретить зрителей, которые, подходя к его произведениям с открытой душой и сердцем, останутся равнодушными, не попадут под обаятельную, удивительную искренность и влюбленность Левитана в русскую природу, не подпадут под обаяние его редчайшей способности передавать все оттенки, все особенности характерных признаков и черт природы средней полосы России».  

И. Репин «Портрет В. Серова»

Продолжателями левитановской линии в новом столетии стали многие замечательные художники, и первым из них был Валентин Александрович Серов.  Великий портретист, он был не менее замечательным мастером   пейзажа, проникнутым живым и поэтическим переживанием.

В пейзаже «Заросший пруд»   взят мотив отражения в воде окружающих деревьев. Оно  перебивается игрой солнечных пятен, пробивающихся сквозь листву и как бы «лежащих» на воде, как  листочки  кувшинок. 

В этом пейзаже все материально: и деревья с их обобщенностью форм, и облачное небо, и в особенности вода, тяжелая, густая, стоячая вода пруда. Нужно было иметь очень зоркий глаз и превосходно владеть кистью, чтобы так изобразить ряску на поверхности воды. Пейзаж написан в светлой и чистой красочной гамме. Свет сияет на небе и в его отражении на воде. Хотя и изображается вечернее время, сумерки, и на небе видны закатные краски – пейзаж очень светлый. 

 Отношение Серова к природе существенно отличается от левитановского. Левитан очеловечивает природу, а Серов смотрит на нее человеческими глазами. У Левитана «настроение» выражено в самом пейзаже, оно  и есть состояние природы. У Серова предается это «состояние», а «настроение» образуется у зрителя. Левитан преимущественно переживает, а Серов созерцает. Вот почему у Серова фигуры людей в пейзаже нужнее, чем у Левитана, где они только дополняют пейзаж, да и то редко.

Соединение человека с природой Серов блестяще демонстрирует в картине  «Девушка, освещенная солнцем. Портрет М.Я. Симонович». Здесь художник не задается сюжетной задачей. Он попросту пишет человека на воздухе, девушку на лоне природы. Ее связь с природой выражается в том, что девушка реально существует внутри  этого пейзажа.

Солнечный свет, проходя сквозь листву, падает зелеными и желтыми рефлексами на белую кофточку, на розовое девичье лицо. Тот же свет заливает открытую полянку вдали и высвечивает зеленую траву, создавая настроение покоя, цветущей молодости.    

Радость спокойного и светлого бытия, расцвет жизни, ее аромат и благоухание – вот существо картины, ее чарующая, радующая душу прелесть.

Эта картина, передающая чувства и настроения молодого Серова, стала символом новой живописи, предвестницей нового искусства.

Спокойная лирика образа и легкий ритм внутреннего движения в «Заросшем прудике» и «Девушке, освещенной солнцем», передающий трепет натуры вскоре сменяются у Серова иной трактовкой  природы и  иным характером живописи. Эта новая манера уже ясно сказывается  в  этюдной работе «Осень. Домотканово».  

Светлая радостная гамма летнего дня «Девушки, освещенной солнцем» сменяется спокойной грустью осеннего пейзажа. В этой картине Серов поступает с природой так же, как в портрете с человеком: ищет в ней нечто характерное, выражающее ее внутреннюю сущность. Известный искусствовед, знаток русского пейзажа Алексей Федоров-Давыдов пишет в книге «Русский пейзаж конца ХIХ – начала ХХ века»: « Во всей русской живописи вряд ли можно найти другое полотно, в котором с такой непосредственностью и выразительностью было бы передано лирическое настроение поздней осени».

Вглядимся в эту работу мастера, и нашему взору предстает светло-коричневатое  сжатое поле, сидящий на стерне мальчонка в большом отцовском картузе, несколько пасущихся лошадей и овец, вдали избы деревни и деревья. И над всем этим серое осеннее небо.

В таком   немногословном изображении заключено большое внутреннее содержание. Глубоко прочувствованное художником, оно выражено настолько непосредственно языком живописи, всей тончайшей гаммой рыже-коричневых полутонов, что его почти невозможно, да и не нужно передавать словами. Может быть, только стихами:

Эти бедные селенья,
Эта скудная природа –
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной…
                           Тютчев Ф.

Это, безусловно, «пейзаж настроения», очень близкий по духу произведениям Чехова, ярко выражающий отношение художника к теме. Оно такое же простое, деловое и спокойное, как и образ мальчика, поглощенного починкой хомута.

 И мальчик, и так любимые Серовым деревенские лошади, и весь пейзаж изображены с той правдивостью, которую может дать не просто лишь наблюдение, но живая любовь и привязанность. Все  потому так и задушевно в этом пейзаже, что это свой родной пейзаж, своя родная деревня, которой принадлежит сердце художника.

Включение пейзажа в сюжет картины,  не только внешнее, но и внутреннее соединение человека с природой стало одной из отличительных черт живописи рубежа ХIХ – ХХ веков. Одним из ярких представителей этого направления стал  Михаил Васильевич Нестеров.

М. Нестеров «Автопортрет»

Любя природу, Нестеров редко писал «чистые пейзажи». Он не мыслил природу вне жизни и действий людей, вне событий. Чтобы раскрыть душу природы, ему так же был нужен человек, как была нужна природа для раскрытия чувств, мыслей и состояния человека. 

«Одно несомненно хорошо – это  природа. Господи! Сколько она содержит в себе звуков, мыслей, отрывков чувств, сколько в ней мечтаний, и не бессмысленных, а глубоких, вдумчивых, вековечных…» — писал художник одному из своих друзей. 

Нестеров был большим поэтом природы. Она увлекла его в самых различных ее проявлениях.  Больше всего он любил изображать природу либо в ее перовом пробуждении, либо в ее увядании, то есть тогда, когда в ней есть особая нежная хрупкость. Его пейзаж, как правило, изображает прозрачные рощи – уже безлистные или с едва заметным пухом распускающихся почек.  Современник Левитана, Нестеров, подобно ему, был мастером лирического, эмоционального «пейзажа настроения». Но его восприятие природы при общности с левитановским  было все же иным. 

Своеобразие и отличие  пейзажной живописи Нестерова заключается в том,  что он искал  особую «душу» природы и подходил к пейзажу как исторический и религиозный живописец.  Все сказанное в полной мере относится к  первому крупному полотну Нестерова  — картине «Пустынник».

Не  надо быть  монахом, чтобы почувствовать всю тонкую поэзию этого слияния человека с природой. Пейзаж здесь не только соответствует душевному состоянию старика инока, но и сливается с ним в единый художественный образ. И как радостно умиротворен этот  бредущий по берегу озера, едва переставляя ноги, старик с улыбающимся своим думам лицом, так же тих, спокоен, задумчив в своем осеннем увядании пейзаж. В нем господствует приглушенная гамма серовато-желтых тонов дальнего леса, бурой травы,  сероватого неба и воды, черно-синей одежды старца.

М. Нестеров «Пустынник». Фрагмент

Нестеров достигает здесь замечательного раскрытия человеческих чувств пейзажными средствами, одухотворения пейзажа, который становится средством выражения едва уловимых оттенков душевного состояния человека. В свою очередь передача этого состояния сообщает пейзажу его неповторимый характер, делает его той «песней севера», которая захватывает каждого своей тихой и спокойной красотой.

Пейзаж этот хрупок и кажется таким же непрочным, как старческая фигура, в нем тоже как будто мало уже осталось от земной грубой плоти. Нестеров подчеркивает эту хрупкость тоненькой елочкой, зыбкостью воды с ее отражением, сложным противопоставлением  кривых ближнего берега и отражения в воде дальнего. Невольно вспоминается образ преподобного Серафима Саровского, бредущего в пустыньку:

Икона « Святой преподобный Серафим Саровский

Тихо тропинкой лесной пробирается
В кожаной мантии, в лычных лаптях;
Крест на груди его медный качается,
Сумка с песком у него на плечах.
Вьется Саровка излучистой впадиной,
Сосен столетних красуется строй;
И, на ходу подпираясь рогатиной,
Движется Старец неспешной стопой.

                                     Денисов Леонид

Природа в картине «Пустынник» как будто поет, и гармоничные, душевные звуки этой песни берут за душу, заставляют  зрителя вспомнить свою весну или осень и погрустить о них. Содержание этой песни продиктовано стремлением Нестерова раскрыть «душу народа» и тем, что ему представляется содержанием этой души. 

Другим путем к обретению единства человека и природы, поэтического раскрытия ее души был для Нестерова  обращение к народной сказке и легенде.  Попытка найти душу русской природы в сказочности осуществляется художником в картине «Два лада», навеянной  строками стихотворения А.К. Толстого:

Порой веселой мая

По лугу вертограда,

Среди цветов гуляя,

Сам-друг идут два лада.

Он в мурмолке червленой,

Каменьем корзно шито,

Тесьмою золоченой

Вкрест голени обвиты;

Она же, молодая,

Вся в ткани серебристой;

Звенят на ней, сверкая,

Граненые мониста…

Пейзаж, созданный художником на полотне, в большой степени идеализирован. В нем много хрупкости и нарочитой нежности, есть и стилизация. Но все это искупается лиризмом  сюжета. Главное, что это снова пейзаж «души», но уже не мистически-религиозный, а пейзаж –  песня, пейзаж -сказка.  Это пейзаж души влюбленной пары, он полон их весеннего счастья,   нежной любви. Это пейзаж сказочной лирики и лирической любовной песни.

М. Нестеров «Два лада». Фрагмент

Художник не растворяет природу в мистическом видении, а  идеализирует ее в глазах  героев, находящихся в том счастливом состоянии, когда мир кажется сказочным во всей своей реальности. В этой картине – начало той традиции лирической сказочности и выражения в ней национальных идей, которую Нестеров принес в живопись и которая была одухотвореннее, тоньше васнецовской, была более «чувственной» и менее иллюстративной.

В 1900-х годах Нестеров, собирая материал для своей фундаментальной работы «Святая Русь», отправился на Север, в Соловецкий монастырь. Здесь его захватила северная природа с ее «тихой песней», здесь он  познакомился с жизнью  простых монахов, увидел жизнь людей в природе. Из этих впечатлений  родился шедевр — картина «Молчание», с особым чувством передающая красоту скупой северной природы.

Светлым северным вечером, когда розовое небо отражается в  серой воде, мимо высокой горы скользят в  тишине две лодки с монахами – рыбаками. Могучим силуэтом вырисовывается гора на фоне светлого неба. Кругом царят молчание и покой.   Природа уже  — не прежнее нежное и хрупкое видение, а материальная реальности, притягивающая зрителя именно своей материальностью. И эта материальность не только не мешает лирической поэзии сцены, тому действительно органическому включению людей в пейзаж, которое  составляет обаяние картины, но, напротив, делает эту поэзию достоверной. 

В передаче тишины, которая подчеркнута самим названием картины,  нет застылости, неподвижности.  Лодки медленно скользят по воде, и кажется, что это движутся не они, а вот эта Рапирная гора медленно проплывает мимо. Это – поэзия и романтика, но такая жизненная в своей непосредственности и какой-то особой наивно-мудрой созерцательности, в своей «музыкальности».

С. Малютин «Портрет Ю. Жуковского

«Чеховские настроения» не были принадлежностью только одной литературы. Они захватили и изобразительное искусство. Характерной приметой русской  реалистической живописи начала ХХ века являлась ностальгия по уходящей жизни, по дворянским усадьбам, по провинциальной России, где томится и радуется русская душа.

Тоска по старине, по провинциальному  помещичьему быту,  по уходящему XIX веку ярче прочих нашли воплощение   в творчестве замечательного художника Станислава Юлиановича Жуковского.  Собственно, эта тема была его открытием. 

Картина, сделавшая имя Жуковского известным,  называется «Лунная ночь». В ней впервые  молодой художник обращается к теме усадебного пейзажа.

Перед нами помещичья усадьба. Все заснеженное пространство перед барским домом залито лунным светом.    Луна не показана, но лунный свет царит в природе, словно луна – главная героиня пейзажа.

Дом оставлен людьми, о чем свидетельствует занесенное снегом крыльцо и отсутствие следов на снегу. На стеклах окон слабо мерцают  серебристые блики лунного света, в которых  дрожат в морозном воздухе пушинки инея, а в уголке застекленной террасы отразился и заиграл золотистыми переливами сам лунный диск, оживив покинутое жилище и как бы приобщив его к жизни окружающей природы. И кажется, что этот старый деревянный дом словно погрузился в зимний длительный  просветленно-живительный сон, подобно ветвям деревьев, которые терпеливо ждут прихода весны.

Уходящие в прошлое  дворянские гнезда приобретали в глазах художника романтическую окраску. И темный помещичий дом, и деревья, и ночное небо обретают одушевленность живых существ. Жуковский наделил образ романтикой чувств, своим настроением.

Томит меня немая тишина.

Томит гнезда родного запустенье.

Я вырос здесь. Но смотрит из окна

Заглохший сад. Над домом реет тленье,

И скупо в нем мерцает огонек.

Уж свечи нагорели и темнеют,

А ночь долга, и новый день далек…

                                                         И. Бунин                                     

Ю. Жуковский  был мастером  не только пейзажной, но и интерьерной живописи, и часто объединял  эти жанры в одной картине, включая  в пейзаж  усадебный дом, интерьер которого  через открытые окна и двери соединяется с окружающим ландшафтом. Пример тому  — картина «Первые предвестники весны», которая по праву относится к самым поэтичным  творениям Жуковского.

Мотив картины прост. На подоконнике в ящике цветут   голубые примулы – первые предвестники весны. Как верные стражи зимы, стоят за оконным стеклом ели и березы. Но победа не за ними, а за  нежными цветами на тонких стебельках, доверчиво тянущими свои лепестки к свету. 

В этом произведении, органически объединяющем натюрморт, интерьер и пейзаж, все одухотворено незримым присутствием человека, полным слияние «природного» и «человеческого». Александр Бенуа писал об этой картине: «У Жуковского отличная картина, вызывающая во мне специфические ощущения «первого дня на даче»: пахнущий сыростью дом и вливающиеся потоки душистых, пьянящих запахов через открытое окно. Вот только что с какой-то жадностью топтал ковер едва ожившей после сна, еще блеклой травы, вот только  что капали на лицо нежные слезы с оттаявших деревьев, вот только что собирал дивно нежные, голубые цветки, а теперь стоишь в доме и не хочется, хоть и стужа, запирать окна, не хочется прерывать установившейся  влюбленности  между  природой  и  тобой».

Ю. Жуковский «Первые предвестники весны». Фрагмент

В усадьбе сумерки и стужа.

В саду, на радость голубям,

блистает облачная лужа.

По старой крыше, по столбам

по водосточному колену —

помазать наново пора

зеленой краской из ведра —

ложится весело на стену

тень лестницы и маляра.

Верхи берез в лазури свежей,

усадьба, солнечные пни —

все образы одни и те же,

все совершеннее они.

Вдали от ропота изгнанья

живут мои воспоминанья

в какой-то неземной тиши:

бессмертно все, что невозвратно,

и в этой вечности обратной

блаженство гордое души.

                                           В. Набоков

Жуковский вдохновенно пишет усадьбы во все времена года, но чаще всего весной и осенью, передавая на своих полотнах красоту вековых парков, тенистых аллей, старинных особняков.

 Чувством влюбленности  между природой и человеком проникнута  картина   «Осень. Веранда».

На переднем плане – веранда, обрамленная балюстрадой. Березы в осеннем наряде, чередуясь с темно-зелеными елями, выступают на фоне холодного темно-голубого неба. Золотистые тона рядом с зелеными и голубыми приобретают силу и звучность, а хвойная зелень в окружении золотистых оттенков кажется изумрудной. 

В этом пейзаже тонко прочувствована гармония природы и человеческой жизни. Сиреневые тона веранды перекликаются с сиреневыми облачками в небе. Опавшие листья под скамейками и столом, стоящие в вазе  на столе золотые шары с поникшими головками как бы связывают веранду с окружающим осенним пейзажем, вторя общей идее увядания все еще величественной в своей красоте природы. Букет на столе подсказывает  мысль о присутствии  в доме людей, наслаждающихся последними солнечными лучами. Образ золотой осени вызывает в душе тихую радость и просветленность. 

С. Жуковский «Осень. Веранда». Фрагмент

И снова, как в милые годы

тоски, чистоты и чудес,

глядится в безвольные воды

румяный редеющий лес.

Простая, как Божье прощенье,

прозрачная ширится даль.

Ах, осень, мое упоенье,

моя золотая печаль!

                                            В. Набоков

Жуковскому, как никому другому, удается выявить в усадебном пейзаже гармонию между природой и архитектурой. Дома в его усадьбах приобретают одушевленность живых существ. Эти особняки, прячущиеся в тишине зарастающих парков, живут своей жизнью, наполненной романтикой чувств, о которых  можно только догадываться.

Г. Сорока «Островки»

Жуковского особенно привлекала усадебная архитектура конца XVIII – начала XIX веков. Это время породило в русской провинции массу скромных произведений безвестных зодчих, чьи творенья были, возможно, далеки от столичных образцов, но обладали очарованием непосредственности, неразрывной связью с окружающей природой. Одним из таких мест была усадьба в  Тверской губернии с поэтичным названием  Островки, известной также по картинам крепостного художника Григория Сороки.  

Здесь Жуковский пишет целый ряд замечательных полотен,  и одним из лучших среди них  стала картина «Отблески вечерней зари».

Старинный дом в Островках, освещен лучами заходящего солнца. Стекла окон  переливаются золотистыми оттенками и тонами. Живая игра световых отблесков приобщает покинутое жилище к окружающей природе. Здесь все наполнено ощущением ранней весны с ее последними снегами и первыми подснежниками, приглушенными тонами прошлогодней осенней листвы, с голыми березками, сквозь веточки которых светится жемчужное зимне-весеннее небо. Вдали, в фиолетовой дымке, словно в каком-то первозданном хаосе тонет лес, уже освобожденный от зимнего  плена. Здесь найден чистый, светлый, бесконечно искренний образ, в котором старое, созданное людьми и ими забытое, сосуществует с вечно юной природой и потому наполняет ее обновленной жизнью. И кажется, что розовое здание любуется весенним пробуждением и надеется вновь  наполниться жизнью и любовью.

С. Жуковский «Отблески вечерней зари». Фрагмент

Я люблю этот ветхо-богатый 
Опустелый помещичий дом, 
Окруженный гирляндою статуй, 
Отраженный зеленым прудом. 
Я люблю этот очерк Растрелли, 
Эту белую сказку колонн, 
Эти старые дубы и ели 
И ночной золотой небосклон…
                                           С. Копыткин 

Русская живопись рубежа Х1Х – ХХ веков  обогатилась таким художественным явлением, как импрессионизм. Он появился в России значительно позднее, чем в других европейских странах и сразу же приобрел характерные особенности, обусловленные  национальными традициями и условиями жизни.

Самая существенная особенность импрессионизма – его человечность и интимность общения с предметом изображения.   В круг обозрения художника попадала не вся природа во всей обширности этого понятия, а частный вид, интимный или открытый для обозрения.

Наиболее откровенными и последовательными импрессионистами в  России были Константин Коровин и Игорь Грабарь.

В. Серов «Портрет К. Коровина»

На первый взгляд пейзажи Константина Алексеевича Коровина, за небольшим исключением, лишены русской пронизывающей грусти. Внешнюю поверхность холста он превратил в красочную феерию, и надо пробиться через внешний облик  картины, чтобы углубиться в то психологическое настроение, в котором звучит и современность, и традиционная национальная нота.

Пейзажи Коровина запечатлевают сиюминутность момента, мгновенные переходные состояния дня, переменчивость освещения, ощущение радости, выраженные, как правило, стремительными мазками.  

Маленькая картина «Зимой» – новый тип национального пейзажа, разрабатываемого Коровиным в духе русского импрессионизма.

Работа на первый взгляд проста и непритязательна.  Крестьянская изба с покосившимся навесом крыльца и серенькой открытой ставней, несколько деревьев – осина, березы, сосна, изгородь из сухих кольев, стоящих  вкривь и вкось, покосившаяся калитка, деревенская  кудлатая лошадка, привычно  застывшая в долгих часах ожидания хозяина, кустарник вдали, переходящий на горизонте в темную, сплошную полосу леса.  Эта сценка так правдива и естественна, что  порожденное ею впечатление поэзии, кажется, возникает само собой, непроизвольно, независимо от воли автора. На самом же деле здесь все продумано и выверено, создано большим мастером. Скромная русская природа впервые раскрывает глазу художника  свое колористическое богатство. Множеством тончайших оттенков дышит низко нависшее небо, их отсветы лежат на снегу, на светлом фоне сочными контрастами черного  лепится изба, изгородь, и самое темное пятно в картине, ее композиционный центр – лошадка. Краски найдены чрезвычайно точно, они создают впечатление объема, пространства, влажного воздуха оттепели, несущего в этот зимний день присутствия весны.

 Коровин говорил, что в пейзаже «должна быть история души. Он должен быть звуком, отвечающим сердечным чувствам… Нужны картины, которые близки сердцу, на которые отзывается душа…»  Невозможно не «отозваться душой», глядя на пейзаж художника «Ручей».

Спокойная речушка медленно течет между пологих, поросших травой берегов, плавно изгибаясь, уходит в даль  к зеленеющим холмам, придавая картине пространственную глубину. В глади воды, вобравшей в себя  тревожно-насыщенные краски неба, отражаются прибрежные кусты и дощатый мостик. Вечер еще не наступил, но его присутствие чувствуется в той особой, почти звенящей величественной тишине,  которая наступает в предзакатный час. Краски картины сдержаны, но именно  в этом и заключается особая прелесть произведения, его музыкально-поэтический характер.

К. Коровин «Ручей». Фрагмент

Извилисто, игриво, прихотливо
Бегут речушки и ручьи. Отсюда
Они сейчас расходятся навеки,
На много тысяч вёрст. Их разлучают
Не горные хребты и не ущелья,
А бугорки да мелкие лощины
Среди полей и зелени лугов.

                                                   В. Берестов

Совсем другим настроением проникнут  этюд Коровина «Лето» (1895). На небольшом куске холста живет ощущение, которое человек испытывает в жаркий, солнечный день, когда возбужденные солнцем краски слепят глаза.

Важную роль здесь играют зелень листвы и ярко-красный бант на шляпе женщины. Он как бы настраивает весь цветовой ансамбль. Здесь очень точно определена цветовая характеристика отдельных элементов пейзажа: дерева, грязновато — серой бочки, интенсивной зелени листвы, нежной сирени, так деликатно тронутой кистью, просвечивающей сквозь  темные стволы  светлой зелени луга, тепла песчаной почвы и белоснежности женского платья, по которому легко скользят еле уловимые прозрачные тени, увеличивая иллюзию напоенного солнцем летнего дня.

Фигура женщины, введенная в пейзаж, занимает центральное место лишь композиционно, она растворена в пейзаже, превращена в яркое цветовое пятно. Не случайно художник не показывает лица женщины, закрыв его цветами сирени. Облик женщины приобретает характер загадочности, но нас не покидает ощущение  ее молодости и привлекательности.

Поутру на заре,

По росистой траве

Я пойду свежим утром дышать;

И в душистую тень,

Где теснится сирень,

Я пойду свое счастье искать.

                                                          Е. Бекетова  

Ф. Малявин «Портрет И. Грабаря»

Честь написать свою страницу в истории русского пейзажа выпала и Игорю Эмманиуловичу Грабарю.

Освоив живописную систему импрессионизма, он обогатил отечественную живопись новыми художественными средствами. Прием дивизионизма, то есть разложения цвета, давал ему возможность выявить  многокрасочность привычного, примелькавшегося пейзажа. Чаще других Грабарь пишет окрестности Москвы с их ни с чем несравнимым очарованием русского раздолья, густых лесов и величественных холмов, причудливо изрезанных оврагами. Именно здесь были написаны лучшие пейзажи Грабаря. 

И. Грабарь «Уголок усадьбы»

Один из них — «Уголок усадьбы» покоряет ощущением свежести и прозрачности ясного осеннего дня. Очертания дерева с толстыми сучковатыми ветвями и здания, просвечивающего сквозь его ветки, как бы стерты, растворены в свежем осеннем воздухе. Плотные, близко положенные мазки желтой, розоватой, голубой краски слиты в общую золотистую красочную гамму.

И. Грабарь «Сентябрьский снег

Переломной для художника была, по его собственному признанию, картина «Сентябрьский снег». Живопись ее наиболее приближена к импрессионистической манере. По свежести непосредственного впечатления от натуры она близка осенним этюдам Грабаря. Изображенная здесь терраса старого деревянного дома с колоннами приближена к зрителю и дана в сильном перспективном сокращении. В картине все необычно – и ярко-желтая с прозеленью листва осенних деревьев. И матовая белизна снега, неожиданно выпавшего и готового вот-вот растаять. Вместе с тем цветовые контрасты, звучащие в полную силу, объединены  общим серо-голубым тоном.

«Февральская лазурь» — одно из лучших полотен художника. Картина поражает силой и чистотой цвета, ослепляет лазорево-синим небом.  Вспоминая об увлекательных днях работы над картиной, художник писал: «Когда я взглянул на верхушку березы, я обомлел от открывшегося передо мной зрелища фантастической красоты: какие-то перезвоны и перекликания всех цветов радуги, объединенных голубой эмалью неба».

Плотными мазками написаны огромные белоствольные березы на первом плане. Небо, прописанное тончайшими лессировками, уходит в бескрайнюю высь. Мастерское использование живописной фактуры увеличивает глубину пространства, наполненного светом и воздухом. Низкий горизонт усиливает впечатление монументальности деревьев. Картина воспринимается как гимн во славу родной природы.

Пожалуй, едва ли кто из живописцев до Грабаря видел в будничных, простых пейзажных мотивах настоящее богатство красок, таившееся в краях исхоженных и обжитых – среднерусских лесах, долинах, деревнях, взбежавших на дальние пригорки.

Быть может, именно февральские и мартовские солнечные лучи таят в себе такое богатство радостных оттенков, какое художнику удалось передать в картине «Февральская лазурь». Грабарь вспоминал: «Я писал с таким увлечением и азартом, что швырял краски на холст, как в исступлении, не слишком раздумывая и взвешивая, стараясь только передать ослепительное впечатление этой жизнерадостной мажорной фанфары».

Грабарь был не только художником, но и критиком и исследователем, человеком с ярко выраженными склонностями к научному, логическому мышлению. Его пейзажи проникнуты любовью к натуре и несомненным художественно – поэтическим ее переживанием, но это иное по своему характеру переживание,  иная  поэзия, сотворенная не на настроении и внушаемом намеком переживании. Эмоции  у Грабаря всегда осознанны, выверены и проанализированы, как выверена и его живописная система. Если для большинства художников – пейзажистов прекрасен любой пейзаж и поэтичным его делает само восприятие и трактовка его  художником, то Грабарь специально выбирает сюжеты и мотивы. Так, судя по воспоминаниям художника, пейзаж «Февральская лазурь родился из восхищения  «дивным экземпляром березы, редкостным по ритмическому строению ветвей». Поэтому-то Грабарь писал собственно березы в пейзаже, а не пейзаж березовой рощи. Он любовался красотой «частного» и от него уже переходил к красоте общего.

И. Грабарь «Февральская лазурь». Фрагмент

Морозный день… Зато над головою
В переплетенье сучьев, в черной сетке,
Стекая по стволам, по каждой ветке
Висит лавиной небо голубое.

И верится: вот-вот весна начнется.
И чудится: она уже явилась.
И ни один сучок не покачнется,
Чтоб небо невзначай не обвалилось

                                                 В. Берестов

 Представители нового направления по-новому увидели и утвердили красоту природы и человека как создания природы. Они воспитывали в зрителе чувство красоты, учили его видеть живопись более органично и глубоко в самой ее сущности.

Подводя итог всему сказанному, можно сделать вывод, что в пейзаже конца XIX- начала ХХ веков заключено огромное пространство человеческой души, исполненной любви к России, к ее народу, к тонким сферам человеческого интеллекта, колеблемого временем. Пейзажные образы содержат в себе микрокосм, обширнейшую и чувствительнейшую гамму человеческих переживаний, становятся выразителем сильных и мощных, томительных и страстных, темпераментных и печальных человеческих чувств.